«Психологически очень тяжело: сегодня выступил на Песне года, а завтра ты – в обувной мастерской. Тяжело себя ломать, когда тебе только что дарили цветы, но нужно возвращаться делать ботинки», – говорит певец.

Лауреат и победитель фестивалей-конкурсов «Хорошая песня», «На волне шансона», участник «Славянского базара» Руслан Березовский рассказывает об изнашивающем сердце образе жизни, уже однажды приведшем к клинической смерти.

«Мне больше всего захотелось сесть в эту красную машину, я почувствовал невероятную благодать и умиротворение»

– Руслан, как сказывается на здоровье ненормированный график жизни?

– Конечно, не лучшим образом. Несколько лет назад я пережил клиническую смерть.

Сказались недосыпы, постоянные переживания, курил по три пачки сигарет в день, всё в один момент навалилось.

Это случилось на Украине, когда я поехал к родственникам. Меня провожали на поезд, я вышел за калитку и почувствовал что-то не то. В этот момент отключился: клиническая смерть 4 минуты.

Сегодня рассказываю об этом достаточно спокойно, прошло много времени. В момент клинической смерти у меня было видение, но не коридоры и свет в конце тоннеля. Видел, как наяву, проезжающую вниз по улице красную машину, в ней сидел загорелый мужчина приятной внешности. Он ехал медленно, смотрел на меня и улыбался. В тот момент мне больше всего захотелось в эту машину, я почувствовал невероятную благодать и умиротворение, но она проехала мимо.

Когда открыл глаза, рядом стояли родственники, сказали, была остановка сердца. Позднее позвонил брат, оказывается, как раз 2 часа назад умерла одноклассница мамы, она жила там, куда направлялась машина, которую я так четко видел. Для меня эта машина стала символом смерти, значит, для чего-то я еще нужен, мое время не пришло.

– Как сейчас ведет себя сердце, беспокоит?

– Сердце порой защемит, в таких случаях спасает корвалол: накапал столовую ложку и всё. К врачам не обращаюсь принципиально, знаю, что скажут. Конечно, надо питаться правильно, больше отдыхать, соблюдать режим.

А с моим графиком какое сердце выдержит?

Впрочем, если сердце защемило – нужно тихонько спеть, это лечит, проверено на себе. Конечно, следует сходить обследоваться, но пока на это нет времени.

«Питаюсь я «правильно» – один раз в сутки и только ночью»

– Получается ли правильно питаться?

– Питаюсь я «правильно» – один раз в сутки, ночью, зато кушаю первое, второе и компот. Проблем с желудком никогда не было, кроме гастрита, который есть практически у каждого. Такая привычка осталась еще с художественного лицея. До сих пор, если я что-то съем днем, очень плохо себя чувствую, начинает болеть голова, не могу работать.

Не понимаю артистов, которые кушают перед выступлением, говорят, это прибавляет сил. Попробовал один раз – было ужасно, кроме чувства дискомфорта ничего не прибавилось.

Каждый человек индивидуален. Я в таком режиме чувствую себя прекрасно. Днем – только кофе и сигареты.

«Оперное пение – это облагороженный крик»

– Расскажите о своем пути от юношеской рок-группы.

– В молодости у нас с ребятами действительно была группа, исполняли рок, рокабилли.

Попутно в 1996 году я занялся ремонтом и реставрацией элитной обуви. Без ложной скромности скажу: делал очень качественные вещи и выполнял сложные заказы.

Бесконечные тусовки привели к распаду группы. В музыкальное училище решил пойти для себя, чтобы поставить голос. Не было принципиальным – оперное пение либо эстрадное. Одним из уважаемых мною преподавателей был Сергей Григорьевич Костин, у него брал частные уроки. Когда мне предложили поступать в музыкальное училище, сам до последнего не верил, что поступлю. Туда поступали ребята из музыкальных школ, которые знают, что такое сольфеджио, теория, гармония. Мне же многое прощалось из-за голоса, не так часто встречался хороший драм-баритон. До сих пор большой дефицит именно мужских голосов. Проучился два года и поступил на подготовительное отделение в консерваторию к легендарному преподавателю Анатолию Михайловичу Генералову. Он был живой легендой: народный артист БССР, в то время у него единственного была итальянская школа. Стажировку он проходил в Италии, куда отправляли учиться лучших. Вообще и с однокурсниками и с преподавателями мне очень повезло.

– Значит, вы не поддерживаете распространенного мнения, будто музыканту, как и художнику, образование не нужно, достаточно таланта?

– Я считаю, если человек талантлив, то он освоит любую творческую специальность. Конечно, базовые теоретические знания нужны. Для вокала важен слух, музыкальная память и, естественно, голос, но им нужно уметь правильно владеть.

– Вы начинали как оперный певец, тяжело было перестроиться на эстрадное пение?

– Очень тяжело, перестраиваюсь до сих пор. Когда я ставил голос, связки формировались под оперное пение, это совсем другая система. Как говорил мой преподаватель: «Оперное пение – это облагороженный крик». Нужно петь так, чтобы услышал последний ряд. На эстраде всё по-другому: можно спеть шепотом, и это будет красиво, выручает микрофон.

– В чем, по-вашему, особенность жанра шансон?

– Я не позиционирую себя как шансонье, скорее, как эстрадного певца. Такой стереотип сложился из-за хрипоты голоса и конкурсов, в которых участвовал. Например, в 2010 году вместе с Еленой Гришановой поехали на фестиваль в Тверь, который был посвящен памяти Михаила Круга, и победили. Из-за подобных конкурсов меня и начали называть шансонье.

– Как вы попали на эстраду?

– После случая с клинической смертью я стал по-другому относиться ко многим вещам, в том числе к судьбе. На эстраду попал неожиданно, первый выход на сцену был с Еленой Гришановой.

За несколько лет до этого я пил кофе на кухне со своей девушкой, по телевизору транслировали клип Гришановой, и в голову пришла мысль: «Неплохо бы спеть с ней дуэтом». Хотя в то время никакого отношения к эстраде не имел, уже через два года я стоял на сцене. С того момента я перестал верить в случайности и совпадения, всё в жизни происходит закономерно.

Познакомился с Еленой Гришановой, когда она обратилась ко мне как заказчик, чтоб я спас ее дорогую обувь.

А до этого мы с приятелем записали несколько легких песен о любви, дал Елене послушать, ей очень понравилось. С этого момента и началось наше сотрудничество.

«Складывается впечатление, что в нашей стране на концерты людей приводят силой»

– Какова ваша целевая аудитория?

– Публика очень разная. Для самого неожиданно, что мои песни нравятся молодежи, которая слушает попсу. Сейчас всё очень размыто. В 90-е годы, когда у меня была своя рок-группа, сразу можно было определить хиппи, панков. Сегодня у молодежи нет границ и рамок в одежде, внешнем виде, музыке, каждый выражает себя как хочет.

– Какой, по-вашему, белорусский зритель?

– У нас публика очень скованная и зажатая, по сравнению, например, с Россией. Выходя на сцену, невольно входишь в эту энергетику и сам начинаешь зажиматься и теряться.

Публику чувствуешь сразу, иногда перед тобой просто невидимая стена, которую не пробить. Если пригласили спеть одну-две песни, понятно, что за такое короткое время трудно завоевать внимание. Или же, если зритель пришел целенаправленно на кого-то. Но в нашей стране, складывается ощущение, на концерты людей приводят силой.

Много раз после выступлений ходили слухи, будто я не белорусский артист. Начиная с музыкального училища мне говорили: «Почему ты не едешь в Англию к своему дяде?». Хотя никакого отношения к Борису Абрамовичу Березовскому я не имею.

– Как вы отдыхаете после концертов?

– Лучший отдых для меня – полноценный сон. Раньше часто ходил на тусовки, но теперь это совершенно не интересно. А непосредственно после концерта, если я не выложился по полной, мне нужно попасть в людное место. Если отдаешь свою энергетику, нужно отдавать ее до конца.

Чувство полнейшего опустошения после выступления – это наивысшее наслаждение. Сравнимо с чувством опьянения, но не от спиртного, а, как говорил мой приятель, опьянения от самого себя.

Для вокалиста нормальный режим сна должен составлять 12 часов. Только профессора старой закалки говорят о том, что нужно просыпаться в 8 утра. Но не понятно: для чего?

В консерватории специальность ставят в 3-4 часа дня или ближе к вечеру, утром никто не поет. Но у нас часто концерты ставят на 10 утра, хотя голос у любого человека просыпается днем. Если ты утром разговариваешь, это не значит, что голос уже проснулся. Часто меня спрашивают: «Руслан, почему вы такой невеселый?».

А как можно быть веселым и петь в 10 утра?

Для чего у нас это делают, непонятно…

«Работа в мастерской не прошла бесследно: постоянный запах клея и растворителя, пыли – всё это раздражало слизистую»

– Говорят, вы и после выхода на сцену продолжили заниматься ремонтом обуви?

– Представьте себе, да, причем вплоть до недавнего времени. Психологически это очень трудно: сегодня выступил на Песне года, а завтра ты – в мастерской. Тяжело себя ломать, когда тебе дарили цветы, но нужно возвращаться делать ботинки. Для многих моих заказчиков это был настоящий шок.

Смотря по телевизору какой-нибудь ТВ-проект, они видели меня на сцене, и вдруг тот же человек, но уже в рабочей одежде, принимает у них заказ! У большинства это просто не укладывалось в голове.

Я бросил дело, которым занимался 20 лет: тяжело разрываться на два лагеря одновременно. Лучше хорошо делать что-то одно, отдавая себя до конца.

Работа в мастерской не прошла бесследно: постоянный запах клея и растворителя, пыли – всё это раздражало слизистую. Невозможно сегодня выйти на сцену, если вчера работал. Постоянный насморк и проблемы с дыханием не позволяли хорошо петь.

Поэтому я выбрал эстраду, отдаюсь этому на 100 %. Хотя лично знаю многих артистов, которые, помимо пения, занимаются параллельно еще каким-то делом.

– Пригодились ли вам знания, полученные когда-то в художественном лицее?

– Я проучился в художественном лицее 12 лет, такие знания всегда кстати. Время, проведенное там, отразилось на характере. Для меня понятие «художник» ассоциируется, прежде всего, с невероятной выдержкой и духовностью, так как я занимался еще и реставрацией икон.

Когда смотришь на картину, которая написана очень четко и точечно, сразу возникает мысль – сколько же потребовалось трудов и терпения! Работу нужно довести до конца, хотя у любого художника нет финальных работ. Всегда хочется что-то исправить, доработать, а иногда и вовсе переделать. Так и с вокалом: делаешь аранжировку к песне, через некоторое время слушаешь, что-то хочется изменить, сделать совсем по-другому. Во всех творческих профессиях это бесконечный процесс. Иногда это тормозит, возвращает к старому, но по-другому не может быть.

– Руслан, в завершение – блиц. Пожалуйста, продолжите предложение. Из равновесия меня могут вывести…

– Ложь и предательство.

– В любом проигрыше тоже есть польза, потому что…

– Не каждая победа является пользой.

– Больше всего меня страшит…

– Отсутствие вдохновения.

– Я готов бросить нынешнее свое занятие ради…

– Новых творческих идей.

Фото к статье из архива героя